С ним не надо ни дна, ни Парижа, ни Мулен Ружа;
с ним — сиди и жди, когда будет тишь да гладь;
он не мальчик, он биологическое оружие,
с ним — не жить, а разве что медленно погибать.
Ты-то думала — что мне сделается, я железная,
но на каждый металл находится свой кузнец:
все попытки твои — смешные и бесполезные, —
убежать отсюда заканчиваются здесь.
Он и сам не знает, что носит в себе ненастье;
он и сам не знает, что делать с тобой такой;
он и сам не умеет пользоваться этой властью,
хоть на время давать тебе отдых или покой.
Ладно бы ушёл, завёл бы себе другую,
уберёг, изолировал, выбил бы клином клин, —
как он мягко стелет, как кладёт тебя, дорогую,
обнажённой спиной на мерцающие угли.
Был бы донжуан, злой гений или убийца, —
но он спокоен, его намерения чисты.
Плачь ему в ключицы, не зная, как откупиться
от его бессердечной, бессмысленной красоты.
Ты всё смотришь и смотришь — то дерзко, то укоризненно,
и во взгляде зреет медленная беда.
— Как ты, думаешь вообще о совместной жизни?
— Ну, о совместной смерти — подумываю иногда.
